Хутба включает в себя критику Его Светлости института халифата, затем выражает его терпение перед лицом создавшегося положения и описывает присягу, приносимую ему последователями.
Нет, клянусь Аллахом, некто сам себя облек в одежды халифа, зная, что мое место по отношению к этой должности подобно мельничной оси. Вода падает с меня потоком, и птица не долетает до меня. Я отгораживаюсь занавесью от халифата и остаюсь в стороне от него. Затем размышлял я, следует ли мне восстать, не имея поддержки, либо претерпеть перед лицом всепоглощающей тьмы, в которой (пребывать, может быть, суждено столь долго), что старики станут совсем немощными, молодые поседеют, и верные мне закончат бесславно дни свои, пока не встретятся со Всевышним.
(Предложение о терпении ввиду отсутствия ощутимой поддержки)
Я нашел, что мудрее - терпение, и принял его, несмотря на то, что жжение в глазах и сдавленность в горле вызывало сознание того, как (незаконно) передается мое наследие. Вот, первый (халиф) ушел своим путем, и передал наследование своему преемнику, как говорится (дальше цитируется стих Аль-Ааши):
Прошли мои дни на спине верблюда (в трудах), но были и легкие дни, когда я наслаждался обществом брата Джабира, Хаййана
Вот удивительная вещь! Покуда он отстранялся от своего халифата при жизни - вдруг пришла ему мысль передать его по наследству другому преемнику после смерти - несомненно, эти двое сговорились между собой! Да, передал он халифат тому, кого считал в момент смерти способным покрыть собственные ошибки и просчеты, ибо ошибок было допущено множество, и не меньше пытались вынести им оправданий. Так, преемник его оказался подобен ездоку на необученном верблюде: то сильно потянет вожжу, так что порвет ноздрю, а то совсем отпустит, и будет сброшен. И вот, остались люди пребывать в порочности, упадке, раздробленности и недовольстве.
И все же я оставался терпелив, невзирая на продолжительность срока и тяжесть обрушившегося испытания, покуда он (первый халиф) не ушел своим путем (в мир иной) и не препоручил решение вопроса (о преемнике) общине людей, подразумевая, что я стану одним из них! Но, во имя Бога, что мне делать в этом "совете”? Когда вдруг возникло сомнение о моем бесспорном лидерстве, чтобы я был уравнен с ними? Но я пригибался, пока они пригибались, и летел ввысь, когда устремлялись ввысь они. (И вот), один из них отвратился от меня по причине собственной ненависти, другой - из-за кланового свойства, по той причине, да по этой, покуда третий не восстал (на должность халифа), возвысив высоко выю (в гордыне) и прожорливо прибирая к рукам богатство мусульман, подобно тому, как жадно глотает траву верблюд во время жатвы. Но умер он безвременной смертью, а причиной его проступков стала жадность (людей) его клана.
(Присяга Али(А))
И ничто не могло удивить меня тогда так, как зрелище людей, устремляющихся ко мне со всех сторон, жаждущие, как гиены жаждут добычи, поставить меня халифом. Они так стремительно набросились на меня, что два Хасана (Хасан и Хусейн (А)) оказались сбитыми с ног, а моя одежда - порвана на плечах. Подобно стадам коз и овец они столпились вокруг меня. Но едва я принял власть, как одна партия отступилась, а другая проявила неповиновение, покуда остальные совершали мерзости, будто не слышали слов Аллаха: "Тот, грядущий, мир, предназначили Мы его для тех, кто не жаждет самовозвышения на земле, и не желает неправедности - верно, награда ожидает праведных” (Коран, 28:83). Да, клянусь Аллахом, они слышали это и поняли, но прелесть (здешнего) мира, слава и блеск его пленили сердца их.
Но, клянусь Тем, Кто заставил семя прорастать и сотворил живую душу, если бы не пришли присутствующие, и (тем самым) не было воздвигнуто доказательство существования поддержки, и если бы не взял Аллах с ученых договор, что те не будут безмолвно стоять перед лицом притеснителей, молча взирая на голод угнетенных, тогда повесил бы я вервь халифата на ее собственные плечи, и напоил бы последнего халифа из той же чаши, что и первого, и узрели бы вы тогда, что весь этот мир дольний значит для меня не больше, чем чихание козы!
Сообщается, что в этот момент встал человек из Ирака и подал Имаму письмо (очевидно, содержащее вопросы, требовавшие неотложного ответа), и Имам прочитал письмо, а когда оторвался от чтения, обратился к нему Ибн Аббас со словами: "О, повелитель верующих, если бы речь твоя возобновилась с того места, где была прервана!” Тот ответил ему: "О, Ибн Аббас, это было как пена верблюда (шикшика) - истекла и испарилась”! Сказал Ибн Аббас: никогда не горевал я по поводу прерванных речей так, как по поводу этой речи, поскольку Повелитель Верующих не смог завершить ее так, как хотел поначалу.
Шариф Ар-Ради сообщает, что под словами "подобно наезднику на верблюде”, содержащимися в этой проповеди, подразумевается, что неуклюжий наездник, если желает резко натянуть вожжи, то может повредить ноздрю, а если же слишком отпустит, то верблюд способен сбросить его и стать неуправляемым. Выражение "Ашнак-ун-Нака” используется тогда, когда наездниу натягивает вожжи и тянет голову верблюда вверх. В том же смысле употребляется выражение "Шанака Ан-нака”. Ибн Ас-Сиккит упоминает об этом в сочинении "Ислах Аль-Мантик”. Повелитель верующих сказал "Ашнака лаха” вместо "Ашнакаха”, поскольку использовал эту фразу в гармонии с "Асласа лаха”, которая могла быть достигнута только при условии использования обеих фраз в одинаковой форме, так, если бы он, мир ему, сказал: ин рафаа лаха расаха в значении "остановил ее (верблюдицу), натянув вожжи”.
